– Держите его! Держи!
Принялись бить, а он старался ногами зацепиться за шею старого идиота, задавить его, задушить. Выбили зуб, выпал кляп.
– Врешь! Врете! Суки!
Через стиснувшуюся толпу было не пробиться, и черные стали втягивать Артема внутрь, за двери. Мельника поднимали, отряхивали.
– Говнюк мелкий. Перхоть. Я тебя в пыль. В порошок. Дрянь. Тебя и суку эту неблагодарную. Оба будете висеть. Плесень. Вранье. Все вранье.
За него объяснял Тимур.
– Это арестованный диверсант. Есть основания думать, что шпионил. Пытался демаскировать нас. Проверяем.
Наконец полковника водрузили на каталку, а Артема протащили внутрь. Там, за дверями, начинался длинный коридор с многими выходами. Артема бросили сразу.
Уже оттуда, в припадке, он слушал.
– Да, Святослав Константинович, – качнул тяжелой залысой башкой коричневый председатель. – Вы сказали золотые слова человека, который знает цену человеческой жизни. Я с вами тут и везде полностью солидарен. Я предлагаю сегодня же отправить наших дипломатов на Красную Линию, в Ганзу и к представителям Рейха. Усадить всех за стол переговоров. Покончить с теми разногласиями, которые нас все эти годы. В конце концов, не такие уж мы и разные, экхм. Мы должны сейчас сплотиться. Объединить усилия. И вместе, сообща – мы, вы – защищать метро. Наш единственный, наш общий дом. Наш единственный дом на грядущие десятилетия, если мы хотим выжить, наш священный дом на века!
– Не такие уж и разные, – с ужасом повторял за ним Илья Степанович. – Мы не такие уж и разные. Мы и они. Прежде всего русские люди. Сплотиться. Зачем. За что. К представителям Рейха. Наринэшка.
Но толпа сжевала его бубнеж. Примятая, пришибленная поначалу откровением, она сейчас начинала распрямляться, понимать, обдумывать то, что в нее было заправлено.
– Америкосы… Все это время… Музыку… Жируют… Танцульки… Звериные… Но ощущение было всегда… Хипхоп свой черномазый… Мы тут говно жрем… А они нас и говна нашего лишить… Последнее, что осталось… Я знала, знала… Не дадут нам покоя… Ничего, переждем… Перетерпим… И не такое… Ничего, может, и не поменяется…
– Как вы знаете, времена и без того непростые, – продолжал поверх всех них коричневый. – Грибная хворь истощила запасы. Придется затянуть пояса потуже. Но, объединившись, мы сумеем… Наша великая держава! Наш народ неоднократно!
Ему приходилось перекрикивать растущий гомон. Люди наконец смогли пережевать и заглотить правду, которую хотели услышать.
Артем, перемолотый, сидел у стены и сосредоточенно сглатывал невкусную теплую кровь. Щупал языком гнезда от потерянных зубов.
Где-то в коридоре показался вдруг Бессолов. Из совещательной комнаты вышел? За ним шагал Леха-апостол.
– Убей его! – засипел ему Артем. – Это он! Он их!
– Это кто? – не узнал Артема Алексей Феликсович. – А тут есть другой выход? Через толпу опять неохота.
– Пъащ забыъи, – сказал ему Леха. – Вот, давайте помогу.
– Леха! Леха! Ты… Что… Ты же… Должен…
– Догоняй! – Алексей Феликсович споро зашагал в противоположную сторону.
– Съушай… Я знаешь, ъешиъ… Мы так не добьемся ничего… Если пъосто убить. Систему изнутъи надо менять! Постепенно. Ъевоъюция – не наш метод. Понимаешь? – как будто бы извиняющимся тоном через плечо объяснил Артему Леха. – Меня вот он взяъ в ъефеъенты. В помощники. Буду постепенно… Изнутъи… Из бункеъа…
– Говноед ты! – сорванно захрипел ему Артем. – Ты за бункер?! Ты за жратву?! Ты меня – за жратву?! Нас?! Всех?!
– Каких нас?! – обозлился Леха. – Кого – нас?! Нет никаких нас! Никому это не нужно, къоме тебя! Ты сдохнешь щас, а я еще ъулить буду!
– Алексей! – окликнул его Бессолов. – Долго ждать? Так-то ты службу начинаешь.
Не плюнул в него Леха на прощание, не пнул. Развернулся и побежал Бессолова догонять.
Шваркнула дверь, сунулся внутрь Тимур.
– Идти можешь?
– Не хочу.
– Вставай! Пока они там выступают. Давай!
Дернул Артема за шкирку белой официантской рубахи, затрещал ворот. Поставил его на ноги, дал о плечо опереться.
– Я с вами! – зашептал молитвенно Илья Степанович. – Меня заберите! Я с ними не хочу! Не надо!
– Здесь выход еще один. Давай пока туда. Старик очухается – тебе хана. Потом не вытащим.
– Куда?..
– На Боровицкую. Там Анька ждет. Оттуда на Полянку. Ну и дальше. Тебе есть где спрятаться?
– Дома. Аня… С ней все хорошо?
– Ждет же! Куда вас?
– На ВДНХ. Не надо на Полянку. Мне на Чеховскую надо, в Рейх.
– Зачем?! Какая еще Чеховская?!
– Там Гомер. Мне к Гомеру.
– Эй! – выглянул из заседательного зала патлатый брамин. – Вы это куда?!
– Тимурчик. Ты-то понимаешь?.. Невидимые наблюдатели. Они нас тут держат. Вам всем врут. Врут. Они – нас!
– Слышь, Тем… Не вешай мне. Я в политику не хочу лезть. Я солдат, точка. Офицер. Тебя бросить не могу тут. Но ты меня этой херью своей не зомбируй. Давай лучше друзьями останемся.
Как с ним? Как с ними со всеми?
Еще есть шанс. Людям доказать. Пока они по сучьему своему радио лгут. Надо добраться туда, на Чеховскую. Помочь напечатать. Помочь раздать.
Прошли втроем коридорами-переходами, двери крашеные стучат, какие-то люди навстречу, удивляются Артемову костюму и исковерканному лицу, Илья Степанович сзади шагает упрямо, свет моргает, крысы брызжут из-под ног; наконец – креозотом в лицо дохнуло. Уютом. Вот она, Боровицкая.
– Сейчас, благоверную твою найду… И на Полянку.
– Не на Полянку. На Чеховскую. В Рейх.
– С ней обсудишь. Сиди тут. Нашим на глаза не попадайся только, ясно?
– Буду. Я тихо. Спасибо, Тимурчик.
Сел за длинный дощатый стол. Сложил изодранные руки перед собой.
Огляделся: вот любимая его во всем метро станция.
Темно-красный кирпич, креозот в воздухе как смола – сладкий и копченый, домишки-кельи, абажуры тряпичные, музыка откуда-то играет нежная, струнная, люди в забавных халатах бережно листают дряхлые книги. Ведут шепотом разговоры о прочтенном, и в прочтенном живут, совсем не нуждаясь ни в верхнем мире, ни в нижнем.
Где та келья, в которой Артем ночевал у Данилы, своего друга на день и на всю жизнь? Кем-то другим занята.
– Гомер?
Он поднялся.
Знакомый силуэт.
– Гомер!
Откуда – тут? Как? Почему?! Разве не на Рейхе?
Поднялся, поковылял… Потер глаза. Старик был увлечен: осматривал пустую келью. Юный брамин с никогда не бритыми глупенькими усиками показывал ему комнатку, давал наставления, ключи вручал.
